Хостинг от uCoz
«Вегетарианство – это как масонские ложи в XIX веке – должно быть недоступным и соблазнительным».
01.04.2015 5471 4.6 1

Автор: Евгения Павловская
Иллюстрации: фотографии Лидии Невзоровой.

Разговор с Александром Невзоровым проходил на его «творческой кухне» на Дибуновской, интерьером и размерами напоминающей театральную сцену с помпезными декорациями. Впрочем, мрачноватый вид студии только добавлял шарма и загадочности нашему собеседнику. Ученый-ипполог, нейрофизиолог, занимающийся анатомической работой более 7 лет, имеет возможность сравнивать вегетарианцев с мясоедами и развенчивать мифы о пользе мяса. Выводы не очень утешительные: врачи в 90% случаев стоят на стороне трупоедов и дезориентируют людей, которые к ним приходят, рассказами о белке. Кроме того, спасение отнюдь не в том, чтобы показывать по телевидению ужасающие кадры разделки животных на бойнях. О том, почему вегетарианство – это вопрос уровня интеллекта, а съеденный кусок эскалопа можно сравнить с проглатыванием куска фанеры, Александр Невзоров рассказал в интервью журналу «Vegetarian».

ЕП: Традиционный вопрос, Александр Глебович: какой был первый шаг в тому, чтобы стать вегетарианцем?

АН: Я просто оказался в учебном заведении, где это было обязательным условием, а в качестве объяснений была очень сложная и хитрая конструкция, которая заключалась в словах – нельзя и все! Без всяких аргументов. Хочешь – соглашайся, не хочешь – у тебя есть любые возможности отсюда уехать. И никогда прежде не думая об этом, согласился довольно легко. С тех пор прошло 15 лет, мои интересы ушли далеко за пределы этой школы, но вегетарианцем быть продолжаю. При этом я не являюсь пропагандистом этого образа жизни и даже уговариваю других людей продолжать заниматься трупоедением.

ЕП: С какой целью?

АН: Потому что заинтересован, чтобы вокруг меня было больше идиотов. Поймите, когда мы начинаем анализировать вегетарианство с точки зрения биологии, антропологии и анатомии все фифти-фифти. Но в конечном итоге перевес все же будет на нашей стороне в 1–2%. При этом сущей глупостью являются большая часть рассказов про белок. На самом деле из любой еды люди никогда никакого белка не получают и получить не могут. Самое большее на что они могут рассчитывать, это на денатурат белка. Почему мы говорим про денатурат? Потому что некротические процессы в клетке превращают в денатурат любой белок, а бессмертных клеток не бывает.

ЕП: Тогда какие доводы стоит приводить: гуманистические, моральные или гастрономические?

АН: Тут другая ситуация: для меня мясоедение – самый отвратительный культ homo. И это при том, что человек, как биологическая структура, животное не плотоядное. Достаточно посмотреть на его дентальную систему, которая не приспособлена к захвату, удержанию и разрыванию пищи. Это немаловажно, ведь человек на протяжении 5–6 млн лет своего биологического формирования представлял из себя животное настолько опущенное и маломощное, лишенное настоящих когтей, клыков и врожденных возможностей к убийствам, как это есть, например, у пауков и рыб, что был вынужден довольствоваться тем, что мог подобрать. Человек, живший в условиях очень жесткой пищевой конкуренции сначала перешел на падаль, и только в поздний неолит стал охотником. Даже будучи в состоянии парантропа, хомо эректуса, позднего палеоантропа он применял каменные рубила только для разделки падали и выкапывания корешков, но не для убийства. Для убийства крупных животных этот инструментарий технически не пригоден. Безусловно, на каком-то этапе человек был антропофагом (каннибалом). Слишком много мы имеем археологических и палеоантропологических находок, которые показывают, что в основании черепа в районе клиновидной кости и дальше до окципитальных отделов (затылочная часть) есть выломы, которые сделаны под размеры руки и таким образом съедался мозг.

ЕП: А как же образ человека как гордого охотника, о котором рассказывают в школах и университетах, пишут в книгах?

АН: А кто сказал, что он вообще существует? Мы видим, что орудия за 2 млн лет не претерпели никаких качественных изменений. Да, чуть изменилась технология отщепов от основного камня, но это все равно не способно было сделать орудие пригодным для охоты. Более того, современниками человека были очень любопытные животные вроде глиптодона (огромного броненосца, охват холки которого достигал более 1,5 м), целадона, шерстистого носорога, огромность, свирепость и защищенность которых говорит о полной невозможности так называемой охоты на них. И все эти разговоры о загонной охоте и охоте с огнем тоже полная ерунда. Сходите на съемочную площадку и посмотрите, сколько горят факелы из асбестовых тканей, примотанные стальной проволокой и изготовленные самыми лучшими пиротехниками. В обстановке безветрия павильона они горят в лучшем случае 12 минут. А то, чем могли пользоваться древние люди – это горящие ветки, которые держат огонь минуту, следовательно о каких многочасовых охотах, залеганиях и перебежках идет речь?
Даже когда человек все-таки сумел добраться до падали и стал доедать за другими хищниками, он мог быть вовсе не первый по счету к этой мертвой пище, так как у него было еще много конкурентов. Самое интересное, что человек при его исключительной похотливости и готовности к совокуплению в любой момент приходит в поздний неолит с ничтожной численностью – примерно 500–600 тыс особей. Это можно объяснить лишь склонностью homo подбирать падаль и, соответственно, чудовищно болеть. Незначительность популяции к неолиту можно объяснить еще и каннибализмом. Вы никогда не задумывались, почему собаки не едят друг друга, волки не едят друг друга и т.д.? Ответ прост: в пределах одного вида болезни передаются с наибольшей легкостью. И по всей вероятности, в геноме есть что-то останавливающее, чтобы не есть друг друга. У человека такого нет, потому что он существо более примитивное.

ЕП: Почему же вы назвали слово «вегетарианец» странным?

АН: Потому что мы видим страшную агрессию в отношении вегетарианства. Оно кажется странным. На бытовом уровне агрессия проявляется в исключительной нетерпимости со стороны всех традиционно мыслящих homo. А они образуют 80–90% населения, которые как заведенные повторяют слово белок, и поедая на самом деле кусок эскалопа, в действительности едят обычный процесс некроза. Иначе говоря, тот кусок мяса, который они с удовольствием поглощают можно сравнить по своему биологическому состоянию с мясом, находящимся в стадии диссеминированного некроза, а это то, что нам известно по процессам гангрены. У мясоедов есть некоторая поддержка в лице медицины, но следует помнить, что медицина не наука, а продюсер науки, а сами врачи, как правило, серьезными научными сведениями не располагают.

ЕП: Позвольте привести свой личный пример. У меня всю жизнь довольно низкий гемоглобин, и каждый раз, когда я попадаю на прием к врачу, он рекомендует есть яблоки и мясо. С вашей точки зрения, это верный совет?

АН: Низкий гемоглобин обеспечивается довольно плохой иннервируемостью кровеносных сосудов и вашей капиллярной системы. Что вы делаете, когда съедаете кусок эскалопа? Вы создаете своему внутреннему висцеральному мозгу, той сложной нервной системе желудка невероятную нагрузку идентичную нагрузке от проглатывания куска фанеры. Вы предлагаете совершить очень тяжелый для него труд. Усилия, которые вашему желудочно-кишечному тракту придется потратить на эскалоп отнимут и часть иннервации сосудов, которая вам так нужна, так что мясо к гемоглобину не имеет никакого отношения.

ЕП: Но медики характеризуют мясо как неплохой источник железа…

АН: Как вы знаете, кровь не обязательно должна быть красной, она бывает еще зеленой. Кислород переносят ионы железа и это назвали гемоглобином, но его могут переносить и ионы меди, тогда это уже будет гемоцианин. Это простой пример того, что железо и полноценность крови вещи слабо связанные между собой.

ЕП: Получается, что врач вегетарианцу не товарищ?

АН: Понимаете, в 90% случаев медики стоят на стороне трупоедов и дезориентируют людей, которые к ним приходят. Могу с уверенностью сказать: для того, чтобы определить является ли человек вегетарианцем или плотоядным существом, достаточно заставить его набить желудок. Ну вот представьте, палеоантроп, который хочет насытиться, находит мертвое животное и съедает до 600–800 грамм сырого мяса, сухожилий, фасций, жировых прослоек и т.д. Для желудка любого человека это смертный приговор. Пищеварительный орган с такой массой сырого мяса просто не справится. А что делают те, кто варит, жарит и парит мясо? Они всего лишь облегчают желудку его работу. У человека на протяжении последний полутора миллионов лет до освоения огня такой возможности не было.

ЕП: Отказ от мяса каким-то образом изменил вашу жизнь? И в чем эти изменения проявились?

АН: Вы знаете, за это время прошло столько событий, что не могу определить, что именно явилось изменяющим меня фактором. При том, повторюсь, я не пропагандист, не проповедник, но в ученики к себе беру при условии, что человек тоже является вегетарианцем. Я убежден, что тот, кто сегодня является вегетарианцем, свидетельствует о своей исключительной воли. И воля заключается не только в умении отказаться от куска мяса, а в умении противостоять злобной бытовой среде бабушек и докторов, которые твердят про белок. И если человек в состоянии это делать, мы можем говорить о его способности презирать человеческие культы и о его способности на самостоятельное мышление.

ЕП: То есть получается, вегетарианец на ступеньку выше чем тот же мясоед?

АН: Он в любом случае выше. Обратите внимание, даже во всех религиях (возьмем именно дисциплинарно-административную часть) существуют учителя, которые никогда не прикасаются к мясу (буддизм, христианство и т.д) и некоторое так-называемое «быдло», которое получает свою капающую жиром баранину. И если мы посмотрим на какие-то дисциплины, требующие воли, сосредоточенности, исключительного фанатизма (в хорошем смысле этого слова) в служении идеи, мы опять увидим вегетарианство. Купите билет до Шаолиня и посмотрите меню этих ребят, вынужденные в холод ежедневно бегать по стенкам и безостановочно драться друг с другом. Вы не увидите в их меню даже рыбы красного цвета. Но это не для туристов, которые приезжают на месяц помахать ногами, а для тех мастеров, занимающихся единоборствами всю жизнь.

ЕП: Значит, идеи вегетарианства не стоит пропагандировать, а человек сам должен к этому прийти?

АН: Я убежден, что вегетарианство – это вопрос уровня интеллекта. А этот уровень в приказном порядке повысить невозможно. Это приходит на волне многих знаний, прежде всего физиологии. Но как говорил Жан Клод Бернар, мы не всегда можем поставить физиологический эксперимент, иногда за нас это делает история. И мы видим на примере некоторых интеллектуальных сообществ, что они либо движутся в сторону вегетарианства, либо уже ими стали. Пропаганда вегетарианства всегда будет наталкиваться на невежество и нетерпимость, ведь у большинства людей практически религиозное отношение в мясу, воспитанное церковью в течение долгого времени. Ведь что такое пост? Это время ожидания мяса. Многие понятия не имеют, что значит Преполовение или смысл празднования обрезания «господня». Но чтобы праздник для вас обрел ясность, церковь использует пищевое подкрепление. То же самое практикуют в цирке при дрессировке пуделей, когда собачек держат на выголодовке, а в день представления их кормят. Таким образом создается это ожидание. И для простого народа мясо было той морковкой в конце поста, настоящим олицетворением непонятного для них праздника. Это объясняет, почему христианская церковь является таким противником вегетарианства.

ЕП: Отталкиваясь от ваших слов, возьмем для примера нашу страну, где вегетарианцев очень мало в отличие от Индии. Следовательно, можно ли говорить о том, что индусы более интеллектуальный или просветленный народ?

АН: Поймите, я такой 200% атеист, что для меня все религии совершенно одинаковы. При этом индуизм и буддизм имеют только те преимущества, что по сути не являются религиями, потому как лишены необходимой агрессивности, догматизма и не генерируют ненависть и нетерпимость. Я не могу говорить, что индусы интеллектуальней или в чем-то превзошли европейцев, потому что мы живем в контексте европейской культуры, она для нас является более точной и принесшей нам науку. Индия вложилась в науку, математику и астрономию в свое время, но я бы не стал ей петь такого комплимента. Я все-таки считаю, что вегетарианство не может быть не религиозным, не подневольным, а только интеллектуальным.

ЕП: Может быть в Индии оно более естественно и с этим рождаются?

АН: С этим никто не рождается, потому что в человеке есть животное, которое приобретает свои личностные черты только в результате социально-этической дрессировки, а без нее они Маугли. Это он только в книге Киплинга имеет романтическую окраску, но приведите настоящего Маугли в эту комнату, он тут же накакает в углу и еще попытается вас изнасиловать. Он бы не знал собственного красивого имени и говорить тоже не смог. Поэтому можно украсть любого индуса из колыбели, поместить его в Пошехонский уезд или в Вятку, и через 20 лет он превратиться в жлоба, который будет стоять у покосившегося забора и выковыривать из зубов остатки эскалопа. Национальность – это же не биологическое, а антропологическое и культурно-историческое свойства человека. Последний довольно мерзкая тварь, ведь не один больше вид животных не сделал внутривидовое и внешневидовое убийство законом и двигателем своего прогресса.

ЕП: Получается, именно «благодаря» невежеству в нашем обществе стараются избегать дискуссий о том, откуда и каким образом берется мясо?

АН: Конечно. Ведь вы сами можете ответить на этот вопрос. Наверняка, в вашем журнале перечисляются известные вегетарианцы, а теперь представьте, какого дикого труда и воли требовалось Леонардо Да Винчи, чтобы в контексте того времени отстаивать у герцога Сфорца и других покровителей свое право не есть мясо на тех шикарных пирах, которые они устраивали.
Но хочу заметить, грамотный физиолог приведет вам не меньше доводов… Нет, все-таки меньше доводов от пользы мясоедения. Поскольку я являюсь членом Всероссийского научного общества анатомов, гистологов и эмбриологов, там происходят подобные дискуссии и мне удается убедить оппонентов. Потому что мы никуда не можем деться от того, что в животной клетке все равно происходит активный некротический процесс. Растительная клетка похожа, но она чуть другая. Процессы некроза происходят, конечно, и в ней, но время для их осуществления требуется значительно больше. Простой пример: возьмите кусок мяса и яблоко, положите их жарким днем рядом на солнце. Вернувшись через два дня, вы увидите где процесс некроза будет протекать активней. При этом в яблоке могут еще остаться живые клетки.
Но при этом не надо думать, что кто-то из нас получает в полном виде живые клетки. Это полный бред. В этом даже нет потребности, потому что мы вытянем свои аминокислоты из чего угодно: из морковки, сухаря, пряника, рыбьего хвоста и т. д. Просто организму из каких-то продуктов их взять легче, а из чего-то придется выскребать, как из антрекота. То есть если ваша цель желудочно-кишечная онкология в очень недалекой перспективе, надо есть мясо. Достаточно взглянуть на статистику: здесь можно увидеть настолько однозначные цифры в пользу вегетарианства, которые Всемирная организация здравоохранения выдавливает из себя сквозь зубы.

ЕП: Как вы считаете, почему у нас кино-и телеиндустрии так активно показывают насилие над человеком, а над животными практически не увидишь на экране?

АН: Потому что насилие над людьми довольно легко героизировать. История многоклеточной жизни началась примерно 500 млн лет назад, а вот последние 5 тыс лет – это всего лишь history и мы являемся продолжением огромного ряда живых организмов. Мы унаследовали от них прежде всего хищность и агрессивность, потому что такие качества как жалость и благородство на протяжении 500 млн лет эволюционно не были востребованы. Поэтому насилие homo друг над другом очень легко героизируется именно на этом 5-тысячном отрезке. Все войны, походы должны содержать в себе убийство, потому что иных способов решения вопросов человечество еще не придумало. Неужели Вы сделаете героический сериал про забойщика 9 цеха, как он учится отрабатывать удар и пускает кровь прямо в сток? Нет конечно, учитывая что люди живут с детства под обаянием некоторых сказок про телушек и коровушек. Желание оставить это в неприкосновенности присутствует в мировой культуре. При этом, как ни странно, в мире существует гигантский культ мыши, собирающий молитвенные стояния, которые никакому Гундяеву не снилось.

ЕП: Первый раз слышим о таком…

АН: Это Микки-Маус в Диснейленде. Удивлены? Только там 50 тыс человек ждет с нетерпением появления своего героя на сцене, но никого из людей это не останавливает перед установкой мышеловки у себя дома или дератизацией помещения. Мышь убивают как и убивали до появления культа этого зверька. Как мы знаем, культ доброго отношения к животным никак не мешает работать сотен тысяч боен. Но об этом предпочитают не говорить. Мы знаем, что эскалоп должен пройти путь от теленка с огромными испуганными глазами до агонизирующего трупа, под которым растекаются лужи мочи. Потом этот труп вздергивают цепью за ноги, происходит выпускание крови, его голова болтается на загривочном лоскуте кожи, после чего происходит вонючий процесс разделки, включающий освобождение его кишечника от каловых и пищевых масс, чтобы потом сделать из него оболочку для колбас.
Даже охоту уже трудно героизировать в настоящее время при современном виде оружия, потому что никакой доблести не надо. Любой идиот может застрелить зебру, а потом еще фотографироваться на фоне ее трупа, как это недавно сделал г-н Михалков.

ЕП: Но при этом у нас любят показывать по телевидению различные программы о рыбалке…

АН: С рыбой ситуация чуть другая. Я могу вам сказать как физиолог, что в рыбе процесс некроза происходит даже еще быстрее, чем в мясе, но смерть рыбы лишена внешних примет того ужаса, который связан с убийством животного. Рыбы имеют другую гемолимфу (кровь) и это существо из другого мира, водного.

ЕП: Насколько я помню, в 90-е у вас был сюжет о мясокомбинате. Какова была реакцию общества на тот материал?

АН: Знаете, общественность возмутило не то, что их кормят дохлыми свиньями, а то что их кормят не свежеубитыми свиньями и они вынуждены есть животных, которые умерли естественным образом, возможно от болезней и уже успели подвергнуться процессам разложения. Они хотят, чтобы животное было убито за час до того, как из нее будет сделана колбаса. Человек здесь сохранил все свои традиции падальщика, потому что когда он приходит в универмаг и покупает эскалоп, он выступает именно в этой роли. Ведь падальщик тот, кто есть убитое не им и подбирает мясо за кем-то.

ЕП: Сейчас на телевидении возможно такой сюжет показать?

АН: Это будет зависеть не от вегетарианских или антивегетарианских настроений, а от степени подконтрольности СМИ городской власти, которые находятся в тесной связи с мясокомбинатом.

ЕП: Как вы считаете, возможно ли в настоящее время нашему журналу проникнуть на мясокомбинат, а затем написать подробный репортаж об этом?

АН: Я считаю это бессмысленным занятием, потому что это никого ничему не учит. Вы замечательные ребята, но вы исходите из того, что человек – замечательное существо, в голове которого есть 2-3 кнопки. Стоит их только нажать и увидев агонизирующее животное, он станет вегетарианцем. Увы, но это наивные размышления.

ЕП: А как же быть с теми историями, в которых люди рассказывают, что пришли к вегетарианству именно после лицезрения таких жестких картин?

АН: Это очень зыбкое вегетарианство, потому что человек сам по себе ориентирован на убийство и агрессию, которые являются единственными двигателями поведения. Но под агрессией не стоит понимать только что-то плохое. Есть материнская агрессия, агрессия самозаявления и т.д. К тому же есть люди, которые становятся вегетарианцами, чтобы реализовывать агрессию своей непохожестью. Понимаете, вегетарианство – это как масонские ложи в XIX веке – должно быть недоступными и соблазнительными, при этом в него надо брать после большого срока испытаний. Иначе сегодня человек говорит о своем вегетарианстве, а завтра зашел в пельменную подкрепиться. Вегетарианцем на неделю каждый может быть, а заявления вроде «я почти не ем мясо» и вовсе звучат смешно. Чикатило тоже не каждый день убивал людей, но наворотил 42 трупа.

ЕП: На ваш взгляд, люди способны в ближайшем будущем понять какие экологические блага наступят от прекращения мясоедства?

АН: Знаете, я могу прочесть целую лекцию о том, если перестанут выращивать миллионы свиней и коров, тратить огромное количество воды и зерновых на их выкармливания, миру станет гораздо лучше. Мы это не можем осознать, по крайней мере я, потому что не живу пониманием общественной пользы и мне глубоко безразлична судьба человечества.

ЕП: Получается, что показ картин насилия над животными не принесет никакого эффекта?

АН: Всякое знание не является конечным, и я не в коем случае не претендую на истину в последней инстанции. Знание – это штука постоянно прогрессирующая или регрессирующая, то есть постоянно меняющаяся. И мое мнение, основанное на глубоком неуважении к человеку как виду, не стоит принимать в серьез и я могу ошибаться. Поэтому считаю, что демонстрация агонизирующих животных в момент убийства вряд ли на кого-то это подействует. Но для меня объяснением прелестей вегетарианства является интеллектуальное направление и оно более прочное. Человек впечатлительный, и если у него будет нечего есть кроме котлеты, он подумает примерно так «Ну это же не я убил, а всего лишь зашел и купил эту пластиковую упаковку». И вспомнит сразу про белок, который дает ему силу. Здесь важна интеллектуальная убежденность, то есть воля и интеллект – синонимы вегетарианства.

ЕП: В вашей семье есть еще вегетарианцы?

АН: Да, при том все. Жена училась в том же заведения где и я, поэтому она должна была подчиниться этому без разговоров.

ЕП: А одежды и обуви ваше вегетарианство касается?

АН: Абсолютно нет. Понимаете, одно дело съесть умершую бабушку, а другое дело – носить кофточку в память о ней.

 


Теги:Невзоров, вегетарианство, здоровый образ жизни, медицина

Читайте также:
Комментарии
avatar
0
Футболочку ИЗ бабушки?!
avatar